Сколько мусоросжигательных заводов в маленькой Швейцарии и зачем туда поставляют коноплю? Что работники МСЗ достают из топки и как здесь нашли «свою нефть»? Чем отличаются и в чем схожи завод в Люцерне и предприятие, которое собираются построить в Татарстане? Главный редактор «Казанского репортера» Антон Райхштат своими глазами увидел, какой путь проходит мусор в Швейцарии от урны до топки мусоросжигательного завода. В предыдущих частях мы рассказывали как страна отказалась от свалок, и о том, как работает станция по сортировке отходов. Следующий и финальный этап обращения с отходами — мусоросжигательный завод.
МАРИХУАНА, ФУТБОЛЬНЫЙ ГАЗОН И СТАРАЯ КОЛЛЕКЦИЯ ADIDAS: ЧТО СЖИГАЮТ НА МСЗ?
Мусоросжигательный завод в Люцерне совсем не похож на то, как пытаются представить общественности подобные предприятия убежденные противники такого вида обращения с отходами. Ни едкого дыма, ни коптящих труб, ни запаха... Ни едкого дыма, ни коптящих труб, ни запаха... Даже людей в противогазах почему-то нет. Впрочем, после посещения сортировочной станции с арт-объектами на входе уже и этому не особо удивляешься.
Аккуратное здание завода больше напоминает бизнес-центр посреди лугов и фермерских хозяйств. Альпийскую идиллию нарушают лишь мусоровозы, снующие туда-сюда. Грузовики приезжают со всей округи. С сортировочных станций на сжигание отправляется то, что непригодно для дальнейшей переработки. Схема проста: «хорошему» мусору дают вторую жизнь, а «плохой» отправляется в мусорный ад — печь мусоросжигательного завода.
— Почему мы сжигаем неперерабатываемые отходы? Во-первых, это стерилизация вредных отходов. Сжигание позволяет уничтожить вредные химические соединения. У вас остается намного меньше мусора по объему, — объясняет бывший руководитель ведомства по управлению отходами в федеральном органе охраны окружающей среды Швейцарии Ганс-Петер Фарни. — Кроме того, сжигание позволяет восстанавливать энергию. Благодаря очистке газов мы смогли достичь очень низкого уровня выбросов. Мы также можем восстанавливать металлы из зольных остатков и шлаков. Из тонны зольного остатка можно извлечь 80 кг железа, 20 кг алюминия и 2 кг меди. Вообще современное предприятие гораздо легче контролировать, чем мусорные полигоны. Все МСЗ оборудованы системами контроля выбросов, благодаря чему выбросы ниже, чем параметры, прописанные в директивах Евросоюза.
Лозунг казанских противников мусоросжигательного завода «Нет — МСЗ, да — раздельному сбору и переработке» швейцарские специалисты просто не поняли. Для них раздельный сбор, переработка и мусоросжигание — звенья одной цепи, в которой МСЗ находится на финальной стадии системы обращения с отходами. Прежде чем попасть сюда, мусор, как правило, проходит тщательный отбор. Сортировочные станции финансово заинтересованы отправлять в топку как можно меньше, так как за сжигание приходится платить. Хотя бывает, что мусор попадает на завод и иными путями.
— Мы получили сегодня заказ на сжигание 180 свертков искусственного футбольного газона. Приходят отходы от больниц. Или, допустим, Adidas выпускает новую коллекцию, тогда старая коллекция должна быть утилизирована, — шутит директор завода Руди Куммер. — Не знаю, как у вас в России, но у нас многие модные люди охотно употребляют каннабис. Полиция, правда, относится к этому отрицательно. Если обнаруживаются такие посадки, их уничтожают, а скошенная марихуана поступает сюда на уничтожение. Однажды мы получили 200 тонн куриного мяса, в котором была повышенная концентрация гормонов. Очень разные отходы... Есть люди, которые строго относятся к вопросам сортировки, есть те, кому не важно, и они выбрасывают все подряд. Соответственно, они и оплачивают больше. В принципе, эта установка пригодна для утилизации любого вида мусора.
ВЕК МУСОРОСЖИГАНИЯ
Мусоросжигательный завод в Люцерне самый современный в Швейцарии, его построили в 2015 году. Но организованно сжигать отходы здесь начали еще в начале XX века. Пока Россия вела «маленькую победоносную войну» с Японией, а в США праздновал победу Теодор Рузвельт, в Цюрихе открылся первый мусоросжигательный завод. Дело было в 1904 году.
Конструкция предприятия была несопоставимо проще тех, что используются сейчас, но идея, судя по всему, прижилась. Через 10 лет, в 1914-м, была построена инсинерационная установка в Давосе. В 1941 году — в Базеле, а в 1954-м — в Берне. В 2000 году швейцарцы решили и вовсе отказаться от свалок. Сейчас в стране, площадь которой в полтора раза меньше Татарстана, три десятка МСЗ.
— Швейцария довольно богатая страна. Мы потребляем много, и поэтому у нас остается много мусора. Возможно, в ближайшее время мы сможем сократить образование мусора на 5 процентов. 50% можно перерабатывать. И мы можем неперерабатываемый мусор уничтожать при помощи сжигания, чтобы избежать экологических проблем, — рассказывает Фарни. — Это предприятие новое, но есть и старые заводы, и они обязаны выполнять все требования к выбросам вредных веществ. Мы построили 31 мусоросжигательный завод и продолжаем их строить. Хорошая, мощная фабрика может перерабатывать около 600 тонн в день, то есть 200 тысяч тонн в год.
МУСОР КАК ШВЕЙЦАРСКАЯ НЕФТЬ
Завод в Люцерне подходит под определение хорошего и мощного. Здесь сжигается свыше 200 тысяч тонн отходов в год. Половина идет с мусоросортировочных станций, половина — от предприятий.
В зале приемки мусора ничего лишнего — грузовики взвешиваются, заезжают в ангар, выгружаются в одном из восьми отсеков, после чего снова отправляются на весы. Если что-то и упало мимо бункера, работник завода со шлангом быстро наводит чистоту. Дальше мусор перестает быть собственно мусором и становится топливом. И швейцарские заводы, и те предприятия, которые планируют построить в Татарстане и Подмосковье, официально называются тепловыми энергетическими станциями.
— Я знаю, что в Татарстане значительные запасы нефти, но в Швейцарии ее нет. Мы в этом плане бедны. Но отходы — это одна из форм энергии. Одна тонна отходов дает примерно столько же энергии, что и 300 литров нефти. Отходы сжигаются, они превращаются в электричество. Почти все мусоросжигательные заводы в Швейцарии загружены до отказа и работают по 8 тысяч часов в год, — сообщил Ганс-Петер Фарни.
— Мы построили наше предприятие как индустриальную электростанцию. Неподалеку от нас находится бумажная фабрика. Раньше они использовали в своем технологическом процессе 40 тысяч тонн мазута в год. Сейчас мы обеспечиваем нашим теплом весь город Люцерн и электричеством — эту фабрику. В этом и состоит идея: мы не просто уничтожаем мусор, мы производим энергию, — добавляет Руди Куммер.
ОКОШКО В ПРЕИСПОДНЮЮ
Огромные металлические щупальца захватывают очередную порцию только что привезенного мусора. В лапах манипулятора на этот раз оказалась куча старых матрасов.
— Вот видите эти матрасы? — показывает Руди на лапу, захватившую очередную порцию мусора. — Это лучший аргумент для тех, кто верит, что можно переработать 100 процентов мусора. Ну скажите, что вы сможете сделать из кучи старых матрасов?
Крупногабаритный мусор сначала отправляют в измельчитель, после чего он идет в топку. Температура в котле держится в пределах от 1000 до 1200 градусов по Цельсию. В таком пекле уничтожается большинство вредных веществ, в том числе и те же самые диоксины.
За процессом можно наблюдать. Для особо любопытных производитель предусмотрел смотровые окошки, которые с радостью демонстрирует Руди. Заметно, что рассказывать о своем предприятии и производить впечатление на гостей ему доставляет удовольствие. Поворот рычага, и дверца в преисподнюю открывает завораживающее зрелище. Правда, долго находиться рядом с окошком непросто, тысячеградусная жара дает о себе знать даже через термостойкое стекло.
— Сам факт того, что мусор попадает в нужное место, то есть на колосниковую решетку, уже обеспечивает низкий уровень выбросов вредных веществ. Дальше следует второй котел. Здесь вода превращается в пар, который подается на паровую турбину, и производится электроэнергия. В следующей части происходит очистка газов, — объясняет принцип действия завода Руди Куммер. — В целом процесс выглядит так: сначала происходит сжигание, затем вода, поступающая в котел, нагревается и испаряется, возникает пар, он поступает на турбину, где вырабатывается электроэнергия. Электричество мы продаем бумажной фабрике. Кроме того, мы получаем централизованное теплоснабжение. Установка работает 96% времени в год.
Как именно происходит процесс сжигания, можно видеть и на экране монитора в пункте контроля технологического процесса. Камеры демонстрируют оператору весь путь мусора от кузова мусоровоза до печей. Кроме этого видео, здесь выводятся сотни всевозможных параметров — от массы поступивших отходов и уровня шума до температуры на всех ключевых участках. Все это напоминает пункт управления реактором АЭС. Малейший сбой, и система остановит работу завода.
Газы после сжигания мусора тщательно фильтруются. На заводе в Люцерне пятиуровневая система очистки. Фильтры самоочищаются, так что в ближайшее время замены не потребуется. Раз в год завод останавливается для технической проверки. Длится она неделю. Этого хватает, чтобы остальное время предприятие исправно работало.
— Система очистки работает следующим образом: на входе содержание пыли 3000 миллиграммов на кубический метр, а после очистки, как вы видите, практически ноль. Возьмите самые современные измерительные приборы, и вы сможете убедиться, что в выхлопах совершенно нет твердых частиц. Приезжайте в любой момент без предварительного уведомления. Концентрация — 0,05 нанограмма на кубический метр. Ну как если бы вы стаканчик воды вылили в озеро Байкал. Если, например, на крестьянском дворе кто-то разводит костер, то там диоксинов больше, чем производит наша установка. Есть свалки, и именно там диоксинов гораздо больше, они горят даже после тушения, тление продолжается. Если происходит неконтролируемое горение, выделяется в тысячу раз больше диоксинов. Мы с этим выросли, поэтому нам уже довольно трудно понять, почему люди имеют страх перед такими заводами.
ОГОНЬ, ВОДА И БЕЛЫЕ ТРУБЫ
В печи МСЗ сгорает не всё. На заводе есть небольшой музей «находок с пылу, с жару». Тысячеградусное пекло легко переносят металлические предметы: от столовых приборов до автомобильных деталей и газовых баллонов. Последние довольно эффектно взрываются в топке, говорят работники завода. В огне сгорают краска и пластик и остаются железяки в чистом виде, которые идут на переработку. Бетон, камни и зола, остающиеся после сжигания, используются в дорожном строительстве.
Весь путь мусора — это огонь, вода и заводские трубы. 30-метровые трубы на самом верху оборудованы смотровой площадкой, откуда, кроме индустриальной красоты завода, открываются виды на окрестные деревни и города, поля и Альпы. Казалось бы, это и есть самое опасное место на заводе, но и представители завода, и гости обходятся без противогазов. После того как газы прошли через фильтры, они мало чем отличаются от обычного воздуха. Разве что температура выше. Руди Куммер продолжает рассказ:
— Газ был обработан, очищен. Затем идет процедура охлаждения. Сейчас температура настолько низкая, что газ может проходить через пластиковые соединительные конструкции в трубе — 80 градусов по Цельсию. То есть от температуры горения в 1200 градусов температура снижается до 80. И вся эта энергия будет использована и продана. А воздух после очистки выходит чистым, смотрите сами.
Руди берет кусочек бумажки и кидает вверх к трубе. Потоки горячего воздуха мгновенно поднимают его. Если бы не этот «фокус», можно было бы подумать, что завод просто стоит и из труб ничего не выходит. Выпускаемый предприятием воздух совершенно прозрачен.
КУКУРУЗА ПО СОСЕДСТВУ
В нескольких десятках метров от завода расположились кукурузные поля. Это угодья Бальтазара Петермана, который, кроме кукурузы, выращивает здесь лошадей и коз. Дом, где живет семья фермера, расположен ближе всего к мусоросжигательному заводу. 31-летний фермер живет здесь с рождения и помнит, как 6 лет назад началось строительство завода. Его сын, с которым они вместе трудятся в поле, практически ровесник завода.
— Мы наблюдали за его постройкой начиная с первого кирпича и до окончания, — рассказывает фермер. — Здесь было много жителей, которые волновались и скептически относились к строительству этого завода. Но незадолго до того был построен завод в Туне (город в кантоне Берн в 60 км от Люцерна. — Ред.). Мы были там, разговаривали с местными жителями, посещали сам завод, нам все объяснили. После этого у нас уже не было никаких предубеждений.
— Вы чувствуете какие-то запахи? — интересуются у фермера журналисты.
— Вообще нет, но иногда бывают резкие изменения в погоде. Например, была хорошая погода, а потом вдруг надвигается гроза, воздух становится плотнее, тогда немного-немного бывает запах мусора. Но в принципе обычно нет. У меня нет абсолютно никакого страха, это настолько современный завод с современным оборудованием, которое очищает газы, что никаких предубеждений нет. На качество моей продукции это тоже не влияет.
МСЗ В КАЗАНИ И ЛЮЦЕРНЕ: СХОДСТВА И РАЗЛИЧИЯ
Мусоросжигательный завод в Люцерне назвать идентичным тому, что планируется построить под Казанью, нельзя. В мире вообще нет двух одинаковых МСЗ, каждое предприятие создается по индивидуальному проекту с учетом национального законодательства и местных особенностей. Общей является технология. Оба завода швейцаро-японского концерна Hitachi Zosen Inova, и принципы работы здесь идентичны.
Отличия — в параметрах и характеристиках. Прежде всего, швейцарский завод меньше почти в три раза. Завод в Люцерне сжигает в год около 200 тысяч тонн мусора. Весь технологический процесс обеспечивают 30 человек. Предприятие в Татарстане рассчитано на сжигание 550 тысяч тонн отходов в год и создаст 98 рабочих мест. Если сравнивать цены, то казанский завод стоит 28 млрд рублей, а МСЗ в Люцерне — 320 млн швейцарских франков (около 20 миллиардов рублей). Наше предприятие инвесторы рассчитывают окупить за 18 лет. Швейцарский завод приносит по 15 миллионов франков в год.
Есть различия и в системе фильтров. Установка в Люцерне имеет пять степеней очистки, в Казани предполагается трехуровневая система. Это обстоятельство является одним из основных пунктов критики со стороны противников МСЗ. Однако инвесторы уверяют, что этого вполне достаточно, чтобы обеспечить необходимую фильтрацию, и ни по одному параметру предельно допустимая концентрация вредных веществ не будет превышена.
Возможное превышение норм на татарстанском МСЗ касается вовсе не вредных выбросов, а уровня шума. В конце июля стало известно, что котельное оборудование для нашего завода будут делать предприятия Росатома. Из-за турбины отечественного производства он, вероятно, будет несколько более «громким», чем его европейские собратья. Еще у казанского предприятия будут в три раза выше трубы: 98 метров против 30. Любопытно, но соотношение такое же, как и в количестве работников.
Пожалуй, самое существенное различие касается общественного восприятия. Экоактивистов в Европе не меньше, чем в России, но каких-либо протестов по поводу строительства МСЗ в Швейцарии не замечено.
— Страх присутствует не только в России. Я, например, обнаружил нечто подобное и в Австралии. Для нас в Европе это непонятно, потому что уровень выбросов мы можем измерить и эти цифры сравнить. И после измерений мы можем сделать заключение, что фактор сжигания мусора — сотый или даже тысячный в ряду других факторов. Представим, вот крестьянский двор, вдруг там произошел пожар. Я бы не сказал, что это кого-то будет беспокоить в плане диоксинов, несмотря на то что там будет в тысячи раз больше этих диоксинов, чем при работе нашего завода. Я работаю на этих заводах уже 30 лет и уже давно должен быть мертвым, — иронизирует Руди Куммер. — Раньше, 30 лет назад, когда мы только хотели построить такой мусороперерабатывающий комбинат, нам говорили: «Ой, только подальше, стройте как можно дальше от нас». А сегодня люди говорят, что мы можем разместить завод хоть посреди города, хоть на его окраине. Тут мы имеем клиентов — потребителей энергии. Если мы производим 30 гигаватт электроэнергии в год, то это означает, что выбросов значительно меньше по сравнению с тем, если бы мы использовали мазут. Есть заводы почти в самом в центре Цюриха, в центре Берна, в центре Нюрнберга, в Париже, Вене, Копенгагене, Амстердаме, Люблине, Милане... Почему тогда не в Казани?
Фотографии: Антон Райхштат.
